В оборот попала 5-гривневая монета с изображением крымского поэта



Национальный банк Украины выпустил юбилейную памятную монету "Дом поэта", посвященную 100-летию Дома Максимилиана Волошина.

Монета была введена в оборот 12 сентября, ее номинал - 5 гривен, тираж - 20 тысяч экземпляров, а изготовлена монета из нейзильбера - сплава меди, никеля и цинка.

На аверсе монеты изображен Дом поэта в Коктебеле и силуэты людей, которые символизируют гостеприимность хозяина. На реверсе монеты - силуэт художника, который рисует картину на форе морского пейзажа. Также на монете написали строчки из стихотворения Волошина: "Дверь отперта, переступи порог, мой дом раскрыт навстречу всех дорог".

Монета

Дом-музей Волошина получил большую часть тиража, передают 15 минут.

Максимилиан Александрович Волошин - русский поэт, переводчик, художник-пейзажист, художественный и литературный критик (1877-1932).

После революции Максимилиан Волошин окончательно осел в Коктебеле, в доме, построенном в 1903—1913 годах его матерью Еленой Оттобальдовной Волошиной. Здесь он создал множество акварелей, сложившихся в его "Коктебельскую сюиту". В 1924 году с одобрения Наркомпроса Волошин превращает свой дом в Коктебеле в бесплатный дом творчества (впоследствии — Дом творчества Литфонда СССР)








1 комментарий

  1. Асан:

    Дом поэта.

    Дверь отперта. Переступи порог.
    Мой дом раскрыт навстречу всех дорог.
    В прохладных кельях, беленных известкой,
    Вздыхает ветр, живет глухой раскат
    Волны, взмывающей на берег плоский,
    Полынный дух и жесткий треск цикад.
    А за окном расплавленное море
    Горит парчой в лазоревом просторе.
    Окрестные холмы вызорены
    Колючим солнцем. Серебро полыни
    На шиферных окалинах пустыни
    Торчит вихром косматой седины.
    Земля могил, молитв и медитаций —
    Она у дома вырастила мне
    Скупой посев айлантов и акаций
    В ограде тамарисков. В глубине
    За их листвой, разодранной ветрами,
    Скалистых гор зубчатый окоем
    Замкнул залив Алкеевым стихом,
    Асимметрично-строгими строфами.
    Здесь стык хребтов Кавказа и Балкан,
    И побережьям этих скудных стран
    Великий пафос лирики завещан
    С первоначальных дней, когда вулкан
    Метал огонь из недр глубинных трещин
    И дымный факел в небе потрясал.
    Вон там — за профилем прибрежных скал,
    Запечатлевшим некое подобье
    (Мой лоб, мой нос, ощечье и подлобье),
    Как рухнувший готический собор,
    Торчащий непокорными зубцами,
    Как сказочный базальтовый костер,
    Широко вздувший каменное пламя, —
    Из сизой мглы, над морем вдалеке
    Встает стена… Но сказ о Карадаге
    Не выцветить ни кистью на бумаге,
    Не высловить на скудном языке.
    Я много видел. Дивам мирозданья
    Картинами и словом отдал дань…
    Но грудь узка для этого дыханья,
    Для этих слов тесна моя гортань.
    Заклепаны клокочущие пасти.
    В остывших недрах мрак и тишина.
    Но спазмами и судорогой страсти
    Здесь вся земля от века сведена.
    И та же страсть и тот же мрачный гений
    В борьбе племен и в смене поколений.
    Доселе грезят берега мои
    Смоленые ахейские ладьи,
    И мертвых кличет голос Одиссея,
    И киммерийская глухая мгла
    На всех путях и долах залегла,
    Провалами беспамятства чернея.
    Наносы рек на сажень глубины
    Насыщены камнями, черепками,
    Могильниками, пеплом, костяками.
    В одно русло дождями сметены
    И грубые обжиги неолита,
    И скорлупа милетских тонких ваз,
    И позвонки каких-то пришлых рас,
    Чей облик стерт, а имя позабыто.
    Сарматский меч и скифская стрела,
    Ольвийский герб, слезница из стекла,
    Татарский глёт зеленовато-бусый
    Соседствуют с венецианской бусой.
    А в кладке стен кордонного поста
    Среди булыжников оцепенели
    Узорная арабская плита
    И угол византийской капители.
    Каких последов в этой почве нет
    Для археолога и нумизмата —
    От римских блях и эллинских монет
    До пуговицы русского солдата.
    Здесь, в этих складках моря и земли,
    Людских культур не просыхала плесень —
    Простор столетий был для жизни тесен,
    Покамест мы — Россия — не пришли.
    За полтораста лет — с Екатерины —
    Мы вытоптали мусульманский рай,
    Свели леса, размыкали руины,
    Расхитили и разорили край.
    Осиротелые зияют сакли;
    По скатам выкорчеваны сады.
    Народ ушел. Источники иссякли.
    Нет в море рыб. В фонтанах нет воды.
    Но скорбный лик оцепенелой маски
    Идет к холмам Гомеровой страны,
    И патетически обнажены
    Ее хребты и мускулы и связки.
    Но тени тех, кого здесь звал Улисс,
    Опять вином и кровью напились
    В недавние трагические годы.
    Усобица и голод и война,
    Крестя мечом и пламенем народы,
    Весь древний Ужас подняли со дна.
    В те дни мой дом — слепой и запустелый —
    Хранил права убежища, как храм,
    И растворялся только беглецам,
    Скрывавшимся от петли и расстрела.
    И красный вождь, и белый офицер —
    Фанатики непримиримых вер —
    Искали здесь под кровлею поэта
    Убежища, защиты и совета.
    Я ж делал всё, чтоб братьям помешать
    Себя — губить, друг друга — истреблять,
    И сам читал — в одном столбце с другими
    В кровавых списках собственное имя.
    Но в эти дни доносов и тревог
    Счастливый жребий дом мой не оставил:
    Ни власть не отняла, ни враг не сжег,
    Не предал друг, грабитель не ограбил.
    Утихла буря. Догорел пожар.
    Я принял жизнь и этот дом как дар
    Нечаянный — мне вверенный судьбою,
    Как знак, что я усыновлен землею.
    Всей грудью к морю, прямо на восток,
    Обращена, как церковь, мастерская,
    И снова человеческий поток
    Сквозь дверь ее течет, не иссякая.

    Войди, мой гость: стряхни житейский прах
    И плесень дум у моего порога…
    Со дна веков тебя приветит строго
    Огромный лик царицы Таиах.
    Мой кров — убог. И времена — суровы.
    Но полки книг возносятся стеной.
    Тут по ночам беседуют со мной
    Историки, поэты, богословы.
    И здесь — их голос, властный, как орган,
    Глухую речь и самый тихий шепот
    Не заглушит ни зимний ураган,
    Ни грохот волн, ни Понта мрачный ропот.
    Мои ж уста давно замкнуты… Пусть!
    Почетней быть твердимым наизусть
    И списываться тайно и украдкой,
    При жизни быть не книгой, а тетрадкой.
    И ты, и я — мы все имели честь
    «Мир посетить в минуты роковые»
    И стать грустней и зорче, чем мы есть.
    Я не изгой, а пасынок России.
    Я в эти дни ее немой укор.
    И сам избрал пустынный сей затвор
    Землею добровольного изгнанья,
    Чтоб в годы лжи, паденья и разрух
    В уединеньи выплавить свой дух
    И выстрадать великое познанье.
    Пойми простой урок моей земли:
    Как Греция и Генуя прошли,
    Так минет всё — Европа и Россия.
    Гражданских смут горючая стихия
    Развеется… Расставит новый век
    В житейских заводях иные мрежи…
    Ветшают дни, проходит человек.
    Но небо и земля — извечно те же.
    Поэтому живи текущим днем.
    Благослови свой синий окоем.
    Будь прост, как ветр, неистощим, как море,
    И памятью насыщен, как земля.
    Люби далекий парус корабля
    И песню волн, шумящих на просторе.
    Весь трепет жизни всех веков и рас
    Живет в тебе. Всегда. Теперь. Сейчас.

    25 декабря 1926
    Максимилиан Волошин

Пожалуйста, скажите, что Вы думаете об этом